Из записок о средневековье
Р. Максимов
2004 г.
Только тогда можно понять
сущность вещей, когда знаешь
их происхождение и развитие.
Аристотель
Периодически в современной исторической науке до сих пор встречается довольно своеобразный подход: история – собрание «обломков старины». Тем не менее, существует более правильный и объективный подход к изучению прошлого, доказывающий, что историческая наука – это нечто гораздо большее, чем список находок и набор дат.
Например, довольно часто во многих достаточно солидных работах ощущается поверхностное отношение к психологии и мировосприятию человека средних веков, что порой влечет за собой досадные неточности в выводах. Ведь не понимая закономерностей повседневности и особенностей поведения человека - не вообще, а именно определенного периода (потому что из века в век все быстрее и быстрее менялась мода, взгляды и убеждения), трудно, а порой и невозможно понять истинную причину его поступков, начиная от его ссоры с соседом или поклонения определенному месту, и кончая такими глобальными событиями как, например, крестовые походы.
Немного о психологии и менталитете
Многие скажут: часто психология человека в средние века была проста, груба и примитивна, а стало быть, легко понятна, но, изучая реальные личности того времени, постоянно сталкиваешься с достаточной сложностью и свободой мышления, не укладывающимися в стереотипные рамки. Кроме того, даже при поверхностном взгляде на человека средних веков становится заметно существенное отличие его от наших современников.
Одно из таких отличий – это поголовная религиозность людей данной эпохи. Если сейчас почти каждого человека волнует вопрос «А есть ли Бог?», то для людей тогда ответ в девяноста процентов случаев был утвердительным, да и сам вопрос почти никогда не возникал (исключением порой являлись лишь служители церкви).
Можно возразить, что это идеализация положения… Вовсе нет! Да, в средние века были и закоренелые злодеи и просто порочные люди, но для всех или почти всех аксиоматичность того, что бог есть, была стопроцентной. Другое дело, что дьявол тоже есть, как и бог, это также было ясно, и поэтому некоторые выбирали его… другие думали замолить либо выкупить деньгами свои грехи, но то, что бог есть, не подвергалось сомнению. А если кто-то и сомневался, то после некоторых раздумий обычно приходил к утвердительному ответу.
Другое отличие средневекового населения от нас, затрудняющее понимание их жизни - это действительно в каком-то смысле их физическая (и психологическая) «грубость» или неприхотливость. Так, если современный горожанин видит кровь лишь по телевизору, в больнице, да в случае ссадины или укуса собаки, то в то время кровь была так же обычна, как дождь, потому что для еды постоянно резали животных и этого никто и не думал скрывать даже от детей. Охота была также довольна кровава (например, кульминацией излюбленной охоты короля Людовика ХI было подрезание лично королем, подкравшимся сзади к оленю, прижатому собаками к дереву, сухожилий задних ног). Во время ссор или игр - особенно мужчин - кровь также не была редкостью, и, конечно же, в ходе массы «мелких» (по выражению историков) междоусобных войн, которые отнюдь не казались мелкими человеку, попавшему в котел такой войны. Бытовые травмы, уродующие конечности и тело также были постоянным явлением (особенно учитывая пристрастие к ампутациям, которое прошло у хирургов сравнительно недавно), ранения во время военных действий… А тогда порою все брались за оружие. Уж не говоря о пристрастии средневековых властей развешивать повсюду трупы казненных преступников, как целиком, так и частями. Все это приучало человека (если он оставался жив) к удивительной стойкости: известны случаи, когда люди жили с обломками ножей или наконечниками стрел в теле; теряя руку или ногу, почти не получали болевого шока, просто из озорства отрезали себе пальцы (известен случай с поэтом Ульрихом фон Лихтенштейном). От горя бились головой о стену и рвали на себе волосы в прямом, а не переносном смысле слова.
Так же спокойно, как боль и кровь, тогдашние люди воспринимали неприятные запахи (общеизвестный факт, что улицы многих городов и рвы замков были просто сточными канавами). Остается только удивляться стойкости обитателей этих городов и замков. (Ульрих фон Гуттен. Из писем о заботах и бедах владельцев поместий:
«Die Burgen, In denen man wohnt, sind nicht zur Behaglichkeit, sondern zum Schutz und zur Verteidigung erbaut.
Innen sind sie bedrückend eng, zusammengepfercht mit Vieh- und Pferdeställen, dunklen Kammern mit Waffen und Kriegsgerät.
Das Schießpulver stinkt, und der Duft der Hunde uhd ihres Unrats ist auch nicht lieblicher.
Und dieser Lärm! Da blöken Schafe, brüllen Rinder, bellen Hande, auf dem Feld schreien die Arbeiter, knarren Wagen, und nachts hört man die Wölfe heulen.
«Крепости (города), в которых мы живем, не являются комфортными, но построены для охраны и защиты.
Внутри они подавляют своей теснотой, перегорожены хлевами и конюшнями, темными оружейнями.
Запах пороха и собак, а также их грязь тоже не «сахар».
И шум! Блеяние овец, рев скота, лай, крик рабочих на поле, скрип повозок… Ночью слышен вой волков» (Перевод автора)).
Отличием можно назвать и спокойное отношение жителей той эпохи к течению времени и однообразности жизни: годами лежа после ранений, проводя всю жизнь за прялкой или сидя десятилетия в тесных клетках и камерах тюрем, почти никто не сходил с ума и даже не получал психических травм…
Следующее отличие средневекового человека от современного - это сильно суженное понимание рядовым гражданином понятия «родина». Для средневекового человека не было понимания – «немец», «француз», в лучшем случае – «шварцвальдец», «бургундец» (в Чехии до сих пор называют немцев швабами – по названию народности из граничащей области; в средневековой Франции их часто называли алеманами…), а чаще всего – магдебуржец или парижанин. Национальное родство практически отсутствовало (зато присутствовало родство религиозное), немцы с тем же рвением шли войной на соседних немцев, как и на любой другой народ (Освальд фон Фалькенштейн. к. XIV – н. XV вв: (Перевод из: БВЛ, «Художественная литература», М., 1974 г.):
«… Крестьяне из Сент-Йоргенской земли –
Канальи! – нас едва не обошли,
Но нам раубенштейнцы помогли –
Да будет верной выручка соседа!
……………………………………..
Уже зарнтальцы, йенцы, всякий сброд,
Спешили с гор, а мельтенцы в обход,
Но мы их силу в слабость обратили:
Коней поворотили – и вперед!»
И так почти в любой стране. Под понятием «родина» чаще всего подразумевалась деревня или город, где человек родился и редко - область стран, поэтому о национальных распрях, если исключить цыган, приходится говорить с известной поправкой (чаще всего это не национальные, а скорее территориально-социальные распри (даже к столь гонимым в средневековой Европе иудеям предъявлялись в основном религиозные и иногда социально-экономические претензии)).
Отношение между господином и слугой
В этой области прослеживаются параллели с современностью: вовсе не все и даже не большинство в средние века (если не брать XVI век) «ненавидели господ». Напротив, большинство господ любило, хотя, конечно, примерно так же, как современный человек «любит» своего президента – короля, губернаторов – герцогов и графов, генералов своей армии – баронов, а так же офицерство – рыцарство. Ведь если не лукавить и не брать в расчет пацифистов, каждый гордится удачным ходом своего правительства или победой армии. Так же и в те времена… Когда рыцари побеждали врага, их носили на руках – когда проигрывали, народ их ругал (Знаменитая Жакерия – не классовая борьба, как часто представляют, а возмущение народа против феодалов, которые не смогли защитить его от захватчика. Когда толпа во главе с Этьеном Марселем ворвалась в Лувр к дофину Карлу ,на глазах юноши убили двух особо ненавистных народу маршалов – маршала Шампани и маршала Нормандии ,но именно Этьен Марсель спас жизнь самому дофину, сказав: «Он с нами»…). Были легендарные герои (в том числе и из среды феодалов), и рыцарей своей земли обычно считали лучше всех других. Народ был столь же азартным зрителем на турнирах, сколь и сейчас на футбольных матчах…
От господ ждали защиты от врага, от обидчика – соседа, даже от мора и засухи (особенно это касается церкви). Поэтому о какой – то ненависти к господам могут всерьез говорить лишь приверженцы марксизма – ленинизма (нарочито видящих в голодном бунте или в восстании против какого-то изувера классовую борьбу народа с господами). На самом же деле народ шел за господами и на войну, и в крестовый поход за тридевять земель… За своего рыцаря его челядь стояла до последнего, потому что знала - не будет рыцаря – будет анархия, хаос и чаще всего вместо народной (бандитской) вольницы «равных» человек средних веков выбирал бремя власти «высокородных» (по понятиям тех времен) господ. Да, конечно, чаще это бремя было довольно тяжело, хотя и преувеличивать не стоит - ведь учитывая большую важность натурального хозяйства в экономике средневекового поместья, надо признать, что бедность населения поместья сразу сказывалась на достатке его хозяина. Абсолютно ясно – только совершенный идиот хотел бы в этой ситуации бедности своим подданным («с кого снимешь шкуру, того не пострижешь дважды» – средневековая пословица).
Факт – вещь упрямая. И масса «мелких» войн на границах Англии и Шотландии, Пруссии и Польши, Польши и Литвы и других стран, причиной которых была зачастую банальная кража скота или поджог посевов, подтверждают правильность утверждения - господа обычно старались защищать своих слуг и заботиться о стабильности их жизни.
Религия в средние века
Опять же - без оговорок невозможно рассматривать этот вопрос… С одной стороны, религиозность была массовой, практически стопроцентной, но какой была сама религия и какое было понимание этой религии? Во-первых, многие языческие верования и обычаи плотно заняли свое место в европейском христианстве (например). Во- вторых (и это, возможно, главное): при подавляющей безграмотности писание как таковое мало кто и в глаза-то видел, а о том, что в нем написано, люди знали из слов проповеди (причем зачастую проповедник и сам писание не читал, а тоже либо руководствовался проповедями вышестоящих иерархов, либо пользовался памятью скудного обучения). К примеру: пророк Моисей на надгробии Папы Юлия II изображен рогатым – из-за ошибочного перевода слова «сияние» (изначальная фраза оригинала: «От лика его исходило сияние, так что на него было больно смотреть» превратилась в: «Над лицом его были рога, так что на него было больно смотреть», что никого не смутило).
 От этого содержание и смысл притч менялся по желанию проповедника… Поэтому перекосы в политике церкви, репрессии, зверства воинов креста и т.д. надо в основном считать виной князей церкви и ярых фанатиков, многие из которых и сами находились в ошибочной уверенности, что поняли Христа верно (иные же не старались его понять вообще, недаром самые массовые ереси и сатанистские течения зарождались в церковной среде). Вообще непонимание слов Писания или неверная их трактовка были бичом средневековья (пример про Моисея), и это ясно видно в темах тысяч «ученых» диспутов, проводившихся даже между разными монастырями, например: принадлежала ли Христу одежда, в которой он ходил, или какого цвета были волосы девы Марии - рыжие или каштановые… С другой стороны, почитание христианских святынь и пронизанность религией всех сфер жизни были доведены до пика именно в средние века. Средневековые теоретики, изо всех сил стараясь понять Библию и Евангелие, вгрызаясь в глубины возможного подтекста, часто не замечали лежащих на поверхности истин (например: «не убий»). Поэтому, говоря: «христиане в средние века», надо понимать, что знали они не современное нам, а именно средневековое христианство.
«Христианский мир» как понятие сейчас уже не существует. Человек же средневековой Европы считал, что в мире, созданном Богом, есть Европа, Азия и Африка.
Из известного ему мира довольно большая часть уже была обращена в «истинную» (католическую) веру (а до 11 века вообще христианскую), и рядовой европеец любой национальности чувствовал себя членом огромной - если не семьи, то общины или братства, включавшего в себя все народы, жившие в тогдашней Европе. Все они молились одному Богу, все слушали псалмы на латыни (причем не понимая языка), и обряды были почти полностью схожи. Любая страна имела то общее, что было привычно любому европейцу – христианскую веру. Отсутствие разных религий и целостность той одной, что была, объединяло европейцев, разобщенных на десятки национальностей, в один Христианский мир, который вставал как один человек для борьбы с врагами веры, поднятый своим единственный пастырем - Папой Римским (немного утрировано, но пример начала крестовых походов нам это позволяет).
Да, были и враги: сарацины, азиаты-кочевники… но это еще больше объединяло связанных одной верой европейцев. Без понимания христианского мира средневековой Европы такое ключевое для этой эпохи явление, как крестовые походы, останется до конца не понятым. Они продолжались практически все средневековье - с XI по XVI век. Осознание общего дела, общего долга, борьбы с врагами христианства рождало новые и новые волны паломников, отдававших жизнь во имя веры. Помня о том, что представляло собой христианство в средние века, нельзя не понять, что причины и цели борьбы с сарацинами были туманны. И то, что Папа, пытаясь поднять религиозный пыл в массах, сказал – «там, на Востоке, страдают наши братья…» ясно показывает: единственная идея, хорошо понятная народу - это то, что общий христианский мир (братство) требует от него помощи попавшим в беду собратьям, и что помощь эта искупит грехи, так как угодна Богу (кстати, показательно, что под «братьями» папа имел в виду византийских христиан).
Поэтому понятие «христианский мир» просто необходимо учитывать любому изучающему средние века человеку как понятие важное и очень близкое для человека этой эпохи, составляющее одну из тех аксиом, которые в последующие века были разрушены и теперь трудно объяснимы.
Отношение к природе и окружающей среде.
Сейчас почему-то постоянно встречается мнение, что в древности, в темные века и средневековье человек умел мудро обращаться с природой. Идеологи движения хиппи и других подобных течений рисуют картины идиллического сосуществования природы и человека – цветущая поляна с гуляющими по ней людьми в венках и с флейтами (кстати, картина довольно распространенная у средневековых художников: влюбленные в аллегорическом саду любви).
Как ни жаль, но так было, наверное, лишь в раю… В Европе в эпохи предшествовавшие средневековью, человек просто боялся всего, что его окружало: дух срубленного дерева, убитого животного или просто сдвинутого с места камня мог найти и отомстить человеку и даже убить обидчика. И именно это, а не мифическая любовь к природе, заставляла древних вообще по возможности от греха ничего не трогать ( можно вспомнить пресловутые священные рощи, в которые даже заходить было нельзя под страхом смерти и т.д.), а если и трогать, то оглядываясь, крадучись и поплевав через плечо… В средние века ситуация резко изменилась – человек окреп, получил хорошее оружие и уверовал, что он - венец творения (как в Библии и написано).
В большинстве своем люди средневековья занимались укрощением природы – конечно, находясь в постоянном контакте с ней, человек той эпохи знал о природе гораздо больше, чем современный, задушенный выхлопными газами, но это редко заставляло его быть милосердным…Человек мстил за столетия первобытного страха - шла нещадная вырубка лесов и истребление животных (средневековые методы охоты с сетями больше напоминают не охоту в современном понимании, а ловлю рыбы тралом -  благо их было очень много (любовь европейских феодалов к плащам, подбитым мехом белки, привела к тому, что поголовье зверька уже к концу XIII века было почти полностью уничтожено). Именно поэтому первые законы о запрещении браконьерства пришлось принимать в средние века. Эти законы касались бобров, оленей и еще некоторых ценных зверей (список сильно отличался по странам), которых стало не хватать даже господам, но никто и не думал как-то ограничивать отстрел волков, зубров (в Прибалтике) или кабанов, благодаря чему их едва не уничтожили вовсе. В голодные годы народ «съедал» все, вплоть до кошек и ворон (пищей французских нищих считались ежи!). Правила средневековой фортификации тоже не способствовали бережному отношению к природе. Согласно им, вокруг города или замка примерно на километр от стен не должно было быть растительности, за которой мог бы спрятаться неприятель… (замок, находящийся в лесу, либо брошен, либо создан фантазией позднего романиста). Сельское хозяйство требовало новых мест, господствовало трёхполье… и снова рубили лес.
Другое дело, что природа тоже была не похожа на теперешние жалкие останки. Она была дика и могуча. Волки зимой заходили в поселки (даже во Франции), а уж в лесу вообще не давали прохода, кабаны уничтожали посевы, не отставали зайцы и птицы, зубры в Литве бросались на проходящие войска Тевтонского Ордена, что дважды отмечено в хрониках…
Еще раз подчеркнем: тогдашняя охота мало походила на нынешнюю (исключая самые зверские ее варианты). Она больше напоминала войну, быть может, этим она так нравилась дворянству… На крупную дичь вроде тех же кабанов часто охотились группой, ловчие с собаками выгоняли стадо на охотников, те, вооруженные мечами и копьями, бросались на зверей (часто тех же оленей ловчие загоняли в реку и охотники убивали их, подплывая на лодках во время переправы), ну чем не битва!? И часто жертвами этой битвы становились не только животные, но и охотники.
Строя дамбы и запруды, никто не заботился о сохранении путей нереста рыбы (до XV века парижане много столетий выбрасывали навоз в Сену). Остается лишь удивляться тому, что природное чутье (а может быть, удача) позволяла зачастую не нарушать естественный баланс.
Конечно, говоря об изменении отношения человека к природе, необходимо учитывать, что повысившийся уровень самосознания позволил появиться таким людям, как святой Людовик, Франциск Ассизский или Сергий Радонежский, которые действительно бескорыстно любили природу и все живое и бережно, поэтически к ней относились. Но надо отдавать себе отчет в том, что это, к сожалению, были исключения и они не могли переломить общую тенденцию.
|